— и это удивляло Ма доказать, что она способна это сделать. Это была битва не со временем, а с самой собой и теми, кто сомневался в ее амбициях.

— Ты сама сказала, что бакасы — экспериментальное орудие. Не всему, что ты видишь сквозь прикосновение, можно верить. Бакаса тобой питается — это ее главная задача. Посмотри на Белокуна, Сфено. Он на грани. Бакаса Талавира больна и влияет на него. В конце концов, она сожрет мозг главы Станции. Я знаю больше, чем тебе кажется. К примеру, я могу усовершенствовать ритуал тогирек Девы и создать для тебя не виденную до того сеть Зрачков. Ты единственная будешь знать, что происходит в каждом уголке Дешту. Не забывай, я — Ифигения Киммерицкая.

— Ма посмотрела Сфени прямо в глаза, надеясь, что та не прочтет ее настоящих мыслей.

Ма никогда не верила в тогирек Девы, считала его наркотическим трансом. То, что Сфена наладила контакт с Теткой Валькой, — только выходка Дешту, случайность, повторить это невозможно.

— Что ты мне предлагаешь, Ма? — Зрачки Сфены расширились, алые губы разжались. — Сменить власть на Станции Ветров? Я стану главной, а ты — моим Мамаем? Или кем? — Сфена не клипала.

Ма увидела свое отражение в светлых глазах женщины. Несколько ударов сердца она верила, что ей почти удалось убедить Сфену захватить власть на Матери

Ветров, а затем Первая Зрачок села ровнее. Она ослабла от постоянного контакта с бакасой, так что ей пришлось схватиться за стену, чтобы не потерять равновесие. На Ма она уже не смотрела.

— Черная бакаса свидетельствует о том, что с Талавиром не все хорошо. Он симпатичный, разве нет? Неудивительно, что ты за него переживаешь. — Сфена подмигнула Руфи, заложила руки так, как это делал Белокун, и прошла несколько шагов по комнате. — Правильное тело, такие знакомые черты. Лицо обожаемого тобой Мамая, если бы он родился здоровым. Большой соблазн. Как и твои слова, Ма.

Голос Сфены стал холодным. Щеки Ма словно коснулся огонь.

Во время допросов Первая Зеница расспрашивала Талавира, а она не смогла скрыть чувства, которые в ней вызвал Полномочный.

— Я знаю, что ты пытаешься сделать. Влезть в мой разум. — Сфена нависла над кроватью и улыбнулась так, что стало видно все зубы. — Но не только ты умная, Ма. У меня есть теория, почему твои воспоминания постоянно разные. Все из-за твоей фантазии. Ты придумала прошлое и поверила в него. Ты придумала себя — жертву обстоятельств, террора Старших Братьев. Но это неправда. Твой отец был в ответственной должности, и ты этим щедро пользовалась. Твои друзья этого не поняли и за это поплатились. Я видела твои показания. Это ты их сказала. Ты вспоминала, что не знала, чем занимался твой муж. В твоей памяти он остался благородным героем, который всех спасал. И это ложь. Ты видела его дело. Вот почему ты знала, что искать нужно в Шейх-Эле. Марко Дорош был клинком Поединка. Из мерзкой касты убийц. Поэтому Старшие Братья закрывали глаза на его выходки, а не из-за боевых заслуг. В Киммерике он выполнял задание — должен был убить Мамая. Но Язык слишком поздно понял силу Мамая. Ты говоришь, что указала Армии чудовище, этому безумному Болбочану, где барак

«Проекту М». Но первыми они подожгли детей, а вот двое из «Проекта М» выжили. Рябов и Талавир. Кто ошибся? Армия чудовищ? Ты сама хотела уничтожить тех детей? А потом придумала себе сына! А он на минуту создан из чьего-то материала «Проекта М». Из тех, кого ты так жаждала уничтожить. Да и жаждала не по милосердию, как ты меня здесь убеждала, а потому, что подозревала: среди них мог быть твой муж. Человек, которого ты использовала, а когда он стал тебе ненужен, просто забыла. Коварные действия, я почти восхищаюсь тобой, Ма, но есть один важный факт. — Сфена склонилась еще ниже. Капли ее слюны попали на лицо Ма. — Сколько себя не убеждай, ты не жертва обстоятельств. Ты результат своего выбора. Ты уродина, Ма. Вот ваш выбор. Так скажи мне, почему я должен верить предательству и чудовищу?

«Ибо я могу тебя вылечить. Потому что помогу победить Белокуна. Потому что ты — это я тринадцать лет назад».

Вместо ответа Ма медленно протянула руку и осторожно коснулась скулы Сфены. Глаза Первой Зрачки дернулись, как испуганные птички. Руфь за ее спиной нервно кашлянула. Ма погладила шею Сфены. Ей вспомнилась Гуль, когда та за мясо терлась о Шейтана. Однако Ма не чувствовала угрызений совести. Она нравилась Сфени, как молодой учитель привлекает юную ученицу или как мясоедный цветок привлекает глупое насекомое. Она должна этим воспользоваться для того, чтобы выжить. В конце концов, все ее воспоминания о том, как выжить любой ценой да и

Сфена ждет от нее именно этого. Рудокосая изогнулась, отвечая на прикосновение, и расслабилась. Губы Ма раскрылись. Она приблизилась, словно хотела поцеловать

Первую Зрачок в шею, и, прежде чем Сфена поняла, что происходит, Ма зубами вцепилась в ее ухо.

— Безумное чудовище, — заорала Сфена, пытаясь выкарабкаться из ее объятий.

Как и ожидала Ма, Руфь подскочила не сразу. Она хотела доказать Первой

Зрачки, что врачу из Дешту не стоит доверять. Но игла все же вошла в плечо

Ма. Сфена освободилась от обмякшего тела и отпрянула к стене. По белой шее текла кровь. Руфь затянула запястья так, что Ма уже через мгновение перестала чувствовать руки. — Она порвала мне ухо! — Глаза Сфены бешено крутились. — Скажи

Ханум: пусть ее не развязывает.

Из всех динамиков оглушительно раздался гимн Поединок. Станция содрогнулась.

Прижимая руку к уху, Сфена посмотрела в окно, повернулась к Ма и облизала сухие губы.

— Мы еще не закончили. Я заставлю тебя вспомнить, кем ты была на самом деле. И тогда, возможно, подумаю о твоем предложении. Но уже на своих условиях, чудовище.

Сфена подала знак Руфи, и они вышли в коридор.

Несколько мгновений Ма неотрывно смотрела на дверь. После родов ее память

претерпела разрушительные изменения. Все годы в Деште она верила, что так на нее повлиял суйер.

Но после мемобомбы, после дней, проведенных на Матери Ветров,